А. Кураев― Добрый день. Со святыми днями вас.
О. Чиж― С праздниками. Потрясающая история в Санкт-Петербурге. Где живет человек, зовут его Дмитрий Угай. И он преподавал йогу, вел какой-то семинар о духовных практиках. И по заявлению местного жителя к нему пришли полицейские, теперь человека судят по закону так называемому Яровой. Эта история о чем? О том, что государство к этому пакету Яровой очень серьезно относится или наоборот о том, что не знает, что с ним делать или это какой-то казус исполнителя.
А. Кураев― Собственно говоря, это естественное следствие из этих идиотских законов Яровой. Так что посеяли озимые, пошли яровые, нормальный севооборот, сажать начали. Идею, подобную закону Яровой, я высказывал еще в 90-е годы. Что хорошо было бы помочь людям ориентироваться в потоке религиозной информации, которая обрушивается на них. И поэтому попробовать если не ликвидировать, то хотя бы ограничить феномен анонимной конфессиональности.
О. Чиж― А что это такое?
А. Кураев― Это когда человеку идет на какое-то приглашение, призыв, а он не знает, кто его зовет. То есть объявлен «вечер христианской музыки». А кто это? Может, иеговисты, а может быть православные, может, католики. Название слишком общее мааскирующее. Или «Духовный центр». Какого он «духа»? Про что он?
О. Чиж― Звучит хорошо, но что на практике — неизвестно.
А. Кураев― Поэтому действительно было бы здорово, чтобы на всех изданиях, на всех рекламах, всех вне-храмовых проповедях была бы торговая марка, что называется. Как производитель указывается на любом товаре, на любой книге указаны издательство и типография, точно также и здесь чтобы было указано, собственно говоря, чью позицию представляет данный носитель текста. По-моему, это нормально. Чтобы у читателя-слушателя была возможность хоть какой-то контекст узнать. Узнать, кто обращается к нему. Но штука вот в чем. Это ограничение может ограничить лишь активность организации, а не частного лица. Скажем, этот человек, если он читал лекцию от имени общества сознания Кришны, и при этом не сказал этого, то в этом случае, наверное, его задержание справедливо. А если это просто была его личная позиция, человек просто о своих личных убеждениях рассказывал, которые не обязаны совпадать с позицией любой из религиозных общин мира? Это его личные взгляды, его личный коктейль, который у него в мозгах взболтан. Если это людям интересно, пусть они с ним беседуют. Какие проблемы-то. Просто не надо называться чужими именами. Скажем, если человек не является православным, не надо называть себя православным, представителем РПЦ. То есть чужие лейблы похищать не стоит. Это действительно не стоит. Если ты хочешь от имени известной организации говорить, и что называется пользоваться ее раскрученностью, ее франшизой, будь честен с этим. Но здесь могут быть плюсы, а могут и минусы, потому что люди про Васю Петрова ничего не слышали, а у этой организации может быть уже какая-то проблемная биография. Если человек говорит без франшизы, просто сам от себя, то претензии могут быть только к содержанию его проповеди. Если там не было экстремистских призывов, не было обзывания «некошерными свиньями» тех, кто с ним не согласен, то за что же арестовывать? А самое мерзкое в этой истории то, что донос был написан за несколько дней до того, как лекция состоялась. То есть заранее само слово «йога» ввело в возбужденное состояние каких-то православных активистов и они решили воспользоваться яровой. Нажать на курок.
«Предполагаю, что будет осуществляться миссионерская деятельность, направленная на вовлечение новых адептов религиозного движения „Сознание Кришны“ с распространением религиозной литературы и проведением молитвенных собраний с чтением мантр (молитв). Прошу принять меры по недопущению нарушения действующего законодательства, в случае выявления нарушений привлечь виновных к ответственности», — сказано в тексте обращения Наиля Насибулина, сотрудника межрегионального миссионерского православного общественного движения «Ставрос».
О. Чиж― То есть получается, что в части, которая касается религиозных организаций, у пакета Яровой недостаток только тот, что он не описывает права людей, не принадлежащих к религиозной организации.
А. Кураев― Там много разных недостатков. Просто сейчас нет этого текста перед глазами, поэтому не будем туда вчитываться. То есть я просто хочу сказать, что, во-первых, не надо огульно отрицать тему этого закона. Своя правда в этой законодательной реакции есть. То, как это выполнено может быть, выполнено ужасно. Я в свое время критиковал его, когда текст был перед глазами. По-моему, там был запрет домашних частных бесед. Как можно запретить людям дома о чем-то говорить. Люди собрались, они беседуют о том, что им важно и интересно. Почему это надо запрещать? И в данном случае никакого я считаю правового основания для прекращения этой лекции по йоге, не было. Она проходила не в муниципальном учреждении, не в государственно-образовательной сфере, где, понятно, государство может ограничивать религиозную деятельность. Но в данном случае это чисто общественный форум был и поэтому непонятно, на каких основаниях можно было это прекратить.
О. Чиж― А зачем государство вообще должно это регулировать. Разве это не дело церкви. Поучить свою паству тем верить, этим не верить. В это верить, в это нет. И оберегать их как-то именно воспитанием что ли, а не административными запретами.
А. Кураев― Государство для того и существует, чтобы обеспечивать определенную безопасность своих собственных граждан. В том числе безопасность потребителя. Если мы говорим о рынке продуктов, например. Это касается и рынка информационных продуктов тоже. Плюс, когда речь идет о религиозной деятельности, то мы видим, что в последнее десятилетие религия может быть убийственно опасна.
О. Чиж― Она всегда могла быть убийственно опасной, средние века…
А. Кураев― Средние века были давно. А в 19-20 веках полегче с этим делом было. Последние десятилетия вдруг неожиданно для всех снова обнажили эту тематику. Буквально вчера я беседовал в Доме журналистов с детьми из местной «школы юного журналиста», и одна девочка спрашивала по поводу ислама, можно ли писать о том, что у преступления есть такие-то конкретные авторы или всю религиозную подоплеку надо скрывать. С одной стороны, убивают не те, кто начитались сказок про Винни-Пуха или Карлсона. Убийцы вполне определенную книжку прочитали и пошли во имя ее убивать. Но не все же читатели этой книги идут убивать. Значит, если человек пошел на преступление, значит, он прочитал свою священную книгу через какие-то очки. И выпуск таких очков явно налажен довольно массово. В этих условиях мы можем просить, чтобы государство своими методами предложило другие очки читателям той же книги. И в Европе и в России для этого создаются свои центры исламского образования. Чтобы не ждать, пока приедут религиозные активисты из Пакистана, Афганистана или Саудовской Аравии, а предложить свою культуру прочтения Корана, которая делала бы этих людей нашими мирными соседями. Чтоб они не через мушку прицела на нас смотрели. И государство реально вкладывается в это: при президенте Медведеве миллиард рублей был выделен на развитие системы исламского образования в России. Это нормально. Для этих же целей введен урок основ религиозных культур в 4-м классе. Да, это политическая цель и политический проект. Состоит он в том, чтобы пойти к детишкам до того, как они стали подростками, пока котята не стали львятами, пока в них нет подростковой сексуальности и соответствующей агрессивности, и вот в их кругозор надо успеть ввести знание о том, что люди делятся не только на мальчиков и девочек. Есть другие идентичности, и наши различия это не повод для драки.
О. Чиж― В уже упомянутом законе Яровой есть еще одна вещь, связанная с религиозными организациями. Это обязанность наносить определенную маркировку на литературу.
А. Кураев― Я об этом и говорил.
О. Чиж― И с этим тоже была связана история в недавнем прошлом, когда организацию «Армия спасения» оштрафовали, во-первых, во-вторых, изъяли Библию, и было судебное решение ее вообще сжечь. Вот сегодня стало известно о том, что вышестоящий суд решил ее не уничтожать, просто конфисковать. Удивило вас, что все-таки они решили текст не жечь.
А. Кураев― Беззаконие в том, что они не уничтожили Библию.
О. Чиж― Это вы иронизируете.
А. Кураев― Нет, я не иронизирую. Я на полном серьезе. Потому что логика поведения ровно та же самая, что в уничтожении испанских помидоров или контрабандной икры на Дальнем Востоке. Уничтожение ни того, ни другого, ни третьего мне не нравится. То есть мне не нравится, когда выбрасывают в мусор контейнеры с икрой. Или когда по Красной площади идет колонна боевых тракторов, которые в минувший год раздавили 200 тонн польских яблок. Ура, товарищи. Мне это не нравится. Но если есть такая практика, и она, кстати, не только русская. Уничтожение контрафактной продукции, будь то диски и что-то иное…
О. Чиж― С книгами все-таки, которые не признаны противоречащими закону.
А. Кураев― Поэтому в данном случае у нас нет сомнения в качестве испанских помидоров. Или дальневосточной икры. Точно также нет сомнения в качестве этого тиража Библии. Текст вполне аутентичный, совпадающий с синодальным, официальным текстом РПЦ. Поэтому в самих по себе этих помидорах, икре или книге нет угрозы. Поэтому я считаю, что здесь имело бы смысл протестовать против вообще практики уничтожения ценных вещей. Да хорошо, если надо назначить дополнительную экспертизу. Медицинскую, какую-то еще. Потому что икра действительно может быть в чем-то зараженной. Чем-то. А может быть избыток химии в помидорах, все может быть, но провести экспертизу этой партии дешевле, чем ее уничтожить. И лучше, на мой взгляд, все это направить в какие-то те уголки нашей необъятной родины, в которых люди будут рады этому.
О. Чиж― Получается, что у судьи Ленинского районного суда Владивостока то ли победило религиозное чувство, то может быть какой-то логический подход, и она пошла против закона?
А. Кураев― Судья, приняв решение об уничтожении тиража Библии, поступил по тому по закону, который мы сегодня имеем. А вот те, кто отменили, они пошли против закона, поступили по «телефлнному праву». Откликнувшись на позицию Московской патриархии.
О. Чиж― Которая находила излишними эти меры.
А. Кураев― Совершенно верно.
О. Чиж― А вообще то, что такие истории происходят во Владивостоке, в Санкт-Петербурге с этим человеком, то, что они попадают в пристальное внимание новостей, что становятся очень быстро известными, это свидетельствует скорее о том, что это единичный случай и никто не вылавливает ни маркированную литературу, ни Библии. Людей, которые ведут семинары по каким-то практикам и значит, что получается, закон не работает.
А. Кураев― Петербургская история это фейсбучная история. В большую прессу она так и не попала. До, может быть, нашей с вами беседы.
О. Чиж― Нет, нет, я читала.
А. Кураев― То, что все-таки что-то из этих инцидентов попадает в прессу, означает, что, слава Богу, консенсуса в стране нет.
О. Чиж― Это — слава Богу?
А. Кураев― Конечно.
О. Чиж― Почему?
А. Кураев― Потому что должны быть разные позиции. Нельзя всю жизнь шагать строем.
О. Чиж― Ну а как быть, если одна из этих позиций является законом. Получается, что он обязателен для исполнения. Значит, вторая партия она нарушает его.
А. Кураев― Закон не есть нечто неприкасаемое для интеллекта. Может быть, руки пусть не торопятся нарушать этот закон, а голова имеет полное право его разносить в пух и прах.
О. Чиж― И, видимо, пользуется этим правом.
А. Кураев― И, кстати, вот что стоит заметить. Когда проходит обсуждение законопроекта в парламенте, при этом обязательно прилагается экономическая записка: во сколько обойдется принятие, реализация закона.
О. Чиж― Мы ее как правило не видим.
А. Кураев― Это неважно. Но она есть. То есть какие будут доходы для бюджета или, напротив, какие траты. Так вот я думаю, что в наших условиях хорошо бы еще одну составлять записку - систему защиты от дурака. То есть заранее продумать, какие идиотизмы могут последовать из исполнения этого закона нашими не всегда умными исполнителями.
О. Чиж― Это непрогнозируемая история. События развиваются довольно всегда непредсказуемо…
А. Кураев― Говорят, что просчитывается коррупционноемкость законопроекта. Точно также и здесь, а давайте просчитаем идиото-впечатлительность этого проекта. Кто и как сможет его по-идиотски истолковать. Вы знаете, когда я писал учебник для школы по основам православной культуры, над моей душой стояла такая опытная злая училка. Хорошая на самом деле. Но с точки зрения детей злая. И она вот била меня по макушке, потому что читала мой текст глазами учеников.
О. Чиж― Она как редактор работала что ли?
А. Кураев― Да. И она мою рукопись нещадно критиковала, ибо читала ее глазами какого-нибудь мальчишки хулигана. Того, чья роль в классе работать шутом, поэтому его социальная задача всех веселить и все перевирать в максимально худшую и пошлую сторону. Какие-то словечки, картинки и так далее. И раз такие мальчишки есть, то не надо кормить троллей.
О. Чиж― Так мы ни один закон не примем мне кажется. Всегда будет какой-то казус исполнителя, который все доведет до абсурда. Еще одна тема. Это история Ильдара Дадина, теперь стало известно, где он находится. Это колония в Алтайском крае. Но больше месяца его близкие, семья, друзья не знали, что с ним, как он. В начале декабря человек выехал из одной колонии и как-то пропал на 30 с лишним дней.
А. Кураев― Пожалейте ваших слушателей. Они об этом слушают 48 часов в сутки.
О. Чиж― Они вас об этом не слышали.
А. Кураев― Мое мнение тут неважно. Я ничего нового не скажу им здесь.
О. Чиж― Может быть, вы можете предположить, в чем логика действий.
А. Кураев― Мне лень об этом думать, слушайте. Я не думаю на те сюжеты, на которые думают десятки других голов. Ну зачем мне туда впрягаться?
О. Чиж― У нас связанная с этим есть история. Косвенным образом. Есть колония номер 20 в Мурманской области, сейчас родственники осужденных пишут письмо Владимиру Путину с просьбой, там идет реорганизация этого учреждения, родственники просят не переводить заключенных в другие места, потому что в том числе боятся, что они окажутся в той самой Сегеже. Но я обратила внимание вот на что…
А. Кураев― Давайте я обращу внимание на то, что произошло за последние дни в религиозной жизни. Честное слово, это поводы не менее значимые. Но почему же вы их игнорируете. Убита игуменья в минском монастыре. Убита своей послушницей. Объявлен приговор священнику Псковской области за хранение и провоз наркотиков, и хранение пистолета. А местный митрополит заявляет, что это замечательный батюшка, хотя приговор уже вынесен и не обжалован в установленные сроки. Причем этот батюшка назначен на место гнобимого этим же митрополитом отца Павла Адельгейма.
О. Чиж― Это сюжет какой-то просто.
А. Кураев― А вы извините, про что говорите? Или ,скажем, не трагические сюжеты, а скорее из мира комедии. Патриарх посетил рождественскую елку в Кремле.
О. Чиж― А что же в этом комедийного?
А. Кураев― Во-первых, там была группа детей в пионерских красных галстуках. Учитывая, что юный Володя Гундяев, судя по его рассказам, никогда не носил красного галстука, присутствие на патриаршей елке этих юных пионеров уже само по себе интересное событие. Но дальше интересно, что за дети сидят рядом с патриархом справа и слева. Я этим заинтересовался сегодня. Одна девочка уже не первый раз сидит рядом с патриархом на его якобы детских импровизациях. Блогеры сегодня шутят, что рядом с Владимиром Владимировичем нашим всегда одни и те же лица якобы из народа. Вот также одна и та же девочка уже не первый раз оказывается…
О. Чиж― Дежурная девочка для кадра что ли.
А. Кураев― Да, очень интересно. А папа этой девочки при этом живет в Мадриде. И у него какая-то компания по торговле чем-то типа Гербалайфа в России. И он говорит «первый миллион я заработал в 21 год». А официальная версия патриархии, что девочка сама из Чебоксар написала патриарху письмо: а можно, ваше святейшество, с вами встретиться. И конечно патриарх наш так доступен, что сразу и согласился. И причина вовсе не в том, что папа миллионер.
О. Чиж― Но не может же ребенок расплачиваться за миллионы папы.
А. Кураев― Не может.
О. Чиж― А почему так важно, из какой семьи ребенок, который находится на елке в Кремле. В конце концов, разве это имеет значение?
А. Кураев― Это имеет значение, потому что официальная пресс-служба делает вид, что это чуть ли ни просто такая дедушкина отзывчивость. Случайный мальчик или девочка написали письмо, патриарх встретил. На самом деле все неслучайные связи. Это или спонсоры или деловые партнеры. А справа от патриарха на той елке мальчик. Патриарх в своей речи сказал, что это шестилетний мальчик Гриша Ворончев, спортсмен, он отказался ехать в Австрию на соревнования, потому что это приходится на время великого поста. Мне стало интересно, что это за мальчик. Оказалось, его вид спорта – горный слалом. На минуточку, - это самый дорогой вид спорта. Самая дорогая экипировка. И конечно самый московский. Именно в равнинной Москве самое оно заниматься горнолыжными спусками. У нас же тут Альпы в шаговой доступности. А папа этот чудо-ребенка – Александр Иванович Ворончев простите за долгую цитату, «начальник отдела обеспечения государственных закупок управления имущественного комплекса капитального строительства Росспорта. Член президиума совета при президенте РФ по развитию физкультуры и спорта, спорта высших достижений, подготовки и проведению 22-х зимних олимпийских игр».
О. Чиж― С одной стороны елка в Кремле, там много разных детей. В том числе и детей серьезных родителей.
А. Кураев― Вопрос в том, кто рядом с патриархом. Все-таки некая элитарность она здесь все равно есть. И при этом декларируется нечто противоположное: мол, наш патриарх доступен, он со всеми, он с детишками. А все-таки, оказывается, нет. Это все равно лица определенного круга. Вот на это просто я обращаю внимание. А плюс к этому, конечно, еще возникает вопрос, а вот отец этой девочки, который свою компанию по какому-то своему псевдомедицинскому питанию создал, не пользует ли он этим еще и патриарха вдобавок ко всему. Вопрос неизбежен, особенно учитывая молодую дружбу нашего патриарха с Джуной Давиташвили.
О. Чиж― Как-то очень грустно, что дети в этом являются каким-то предметом доказательства что ли…
А. Кураев― Дети счастливы. Но ачем врать, будто шестилетний мальчик сам отказался ехать в Австрию из-за поста.
О. Чиж― Может, принято так в семье, в конце концов.
А. Кураев― Вокруг меня много православных семей, уверяю вас, ни в одной из них, во-первых, шестилетнему ребенку не дадут право принять такое решение, во-вторых, уж точно не по этому мотиву. И, в-третьих, шестилетних детей обычно не постят.
О. Чиж― А почему вас так удивляет эклектика патриарх и дети в пионерских галстуках. В конце концов, у нас федеральное телевидение постоянно транслирует праздничные богослужения, на котором стоят вчерашние коммунисты. Сегодняшние коммунисты. Люди из органов…
А. Кураев― Я имею право удивиться. И повторю: пикантность ситуации в том, что когда нынешний патриарх в пору своего предизбрания, избрания, вхождения в должность создавал себе имидж, он постоянно подчеркивал, что он был героическим и почти гонимым отроком, который даже пионерский галстук не носил в школе.
О. Чиж― Если мы вспомним какие-то выступления…
А. Кураев― А если мы еще вспомним высокие слова патриарха про Сталина. Про советский период нашей истории и так далее, то здесь выстраивается очень интересная цепочка.
О. Чиж― Как раз про период, с этим связанный я и пытаюсь вас спросить применительно к колонии номер 20. Помимо жалоб самих родственников осужденных, видела комментарий местного правозащитника, который раньше работал в региональной ОНК. И она среди прочего говорит, что колонию нельзя закрывать из-за того, что это историческое место. Там располагался один из ГУЛАГовских лагерей.
А. Кураев― Ну ради Бога. Вот колонию закройте, а ее поселите в статусе хранительницы.
О. Чиж― А как вы думаете, их нужно вообще сохранять?
А. Кураев― Нужно. Но не в действующем режиме.
О. Чиж― Как музеи.
А. Кураев― Да. Как Освенцим, Дахау стоят, но, к счастью, там нет заключенных. Точно также и здесь. Для памяти это должно быть.
О. Чиж― А когда мы говорим про Освенцим это все-таки большой перелом сознания, который произошел в 20 веке. У нас как-то мне кажется среднестатистический человек на улице скажет, что сажали кого надо.
А. Кураев― Меня поразило, что когда патриарх Кирилл посетил Новочеркасск, он ни словом не упомянул про расстрелы и не пошел поклониться к памятнику расстрелянным рабочим. Ведь, если честно, Новочеркасск только этим и известен миру. Только одним событием мировой и исторической значимости. Бунт этих рабочих и их расстрел в 1962-м. И патриарх как-то проехал мимо.
О. Чиж― А это какая-то осознанная позиция?
А. Кураев― Да, конечно.
О. Чиж― Почему?
А. Кураев― Власть должна знать, что в его глазах и словах она всегда и во всем будет права.
О. Чиж― Не вяжется позиция «власть всегда права» с судьбой церкви в 20 веке.
А. Кураев― Очень интересно было бы об этом с патриархом поговорить. Но сейчас он являет нам образец вполне клипового мышления. Здесь читаем, здесь не читаем. Здесь рыбу заворачивали. Вот скажем, на днях патриарх сказал — «Этот год мы должны посвятить размышлениям о том, что произошло с нашим народом, что означали все эти потрясения. Речь идет о том, чтобы отмечать эту дату сознательно, сопровождая очень глубокими размышлениями и искренними молитвами, с тем чтобы ошибки, совершенные 100 лет назад, научили наши народы не допускать подобных ошибок на нынешнем этапе развития».
Народ (не власть!) ошибся именно и ровно сто лет назад. Ошибка состояла в бунте против царя и власти. Этого повторять нельзя. При этом вопрос о том, какими своими ошибками светская и церковная власть приблизили катастрофу 1917-го, к обсуждению не предлагается.
Нет попытки поставить вопрос, а что в жизни церковного руководства привело к таким мощным антицерковным настроениям. То есть причина болезни — скальпель хирурга. Не то, что копилось годами в организме и вызвало необходимость хирургического вмешательства, а именно скальпель хирурга причина твоей болезни и твоей боли. Конечно, бывает, что скальпель хирурга ухудшает ситуацию, это правда, но ни один человек в здравом уме и трезвой памяти не пойдет просто так на хирургический стол ради интереса. Значит что-то уже наболело. А вот это табуированная тема в нашей церковной мысли.
О. Чиж― Про наболело?
А. Кураев― Чем мы болели, что Господь положил нас под скальпель хирурга? Большевик были тем хирургом. Хирург оказался увлекающимся. Прямо скажем, малость садист. Это тоже было. Но и до-революционная болезнь - была. И, может быть, мы сами не очень ощущали, что больны, но Господь иначе наше состояние оценил.
О. Чиж― То есть, значит, вождь, который находится, неважно как называется в текущий момент, он что-то вроде кесаря и наместника в сознании современного руководства РПЦ.
А. Кураев― Если бы только современной. А дело в том, что патриарх вообще тиражирует клише. Не исторические факты и теории, а именно мифологемы. И эти мифологемы все из его сталинской школы, вот что удивительно. То есть патриарх Кирилл рекламирует и проповедует мифологемы своего сталинского советского детства. Тут и Иван Грозный как мудрый правитель, которому надо ставить памятники. И конечно, сам мудрейший Иосиф Виссарионович. Вот единственное в эту схему не укладывается это что Николай Второй тоже хороший и святой.
О. Чиж― В этой связи 17-й год это год большой годовщины очень, а есть какое-то определившееся, сертифицированное установленное и одобренное мнение на этот счет государства, как вообще относиться к этому периоду. Потому что про распад СССР мы знаем большая геополитическая катастрофа. Про 17-й год не очень понятно. Если была Россия, которую мы потеряли…
А. Кураев― Здесь налицо шизофрения нашей государственной идеологии. Потому что, с одной стороны, большевики это иностранные агенты чистейшей воды.
О. Чиж― Понаехали из Германии.
А. Кураев― Конечно. На деньги немецкого генштаба и так далее. По большому счету то, что они сделали, это воинское преступление. Призывать к свержению власти в условиях ведущейся тяжелейшей войны, призвать солдат уйти с фронта, бросить оружие, обернуть свое оружие против офицеров, это несомненное воинское преступление. И возникает та же проблема, что была у советской власти. Они героизировали революционеров, воспитывали молодежь на примере этих революционеров. Но а если вдруг какие-то мальчики решали всерьез – «а давайте мы вот и сейчас попробуем этим же путем пойти», они за это получали реальные сроки.
О. Чиж― Но тут же еще проблема не только копирования поведения, бунта. Примеры бунта. Но и некий конфликт ценностей. До 17-го года и после. Потому что все-таки есть определенное количество «мифов», связанных с этим периодом.
А. Кураев― Это мир мифов в дурном смысле этого слова. Для патриарха Кирилла главная ценность советской эпохи это якобы солидарность. Это в стране стукачей солидарность? В стране, где миллионы доносов, солидарность? Я не знаю, в каком мире он жил.
О. Чиж― Марина спрашивает, смотрели ли вы фильм «Молодой папа». Мы уже выяснили, что да. И как вы считаете, а возможно ли было снять что-то подобное, например, об РПЦ?
А. Кураев― Мы уже об этом говорили в этом же эфире несколько месяцев назад. Я говорю, что нет, это невозможно. Впрочем, я думаю, что фильм это умная католическая пропаганда.
О. Чиж― Почему? Там же очень такой неоднозначный папа.
А. Кураев― Католики, которые занимаются этими вещами, это умные люди, и они умеют делать не сусальные картинки, а проблемные сюжеты. Например, Грэм Грин «Сила и слава» роман. Начинаешь читать – кажется, это антицерковный памфлет. А это классика католической литературы. Кончается удивительно христианским финалом. Можно вспомнить фильм «Святой Ральф», например. Тоже поначалу кажется, что будет очередной памфлет на тему монахов-педофилов. Но все оборачивается совсем в иную сторону. И по первым сериям «Молодого Папы» кажется, что просто запредельный стеб. Но в финале первого сезона… Я не знаю, что будет во втором, но в финале первого сезона Папа оказывается «Свят уже сегодня».
О. Чиж― Почему невозможно здесь? Я не административную историю имею в виду. Не дадут денег, не разрешат съемки. А в чем проблема, у нас сознание другое?
А. Кураев― Дело в том, что католики давно живут под прицелом повседневной критики. Однажды я спросил умного итальянца, как может современный человек верить в догмат о папской непогрешимости. Он говорит: а мы, итальянцы, в это не верим. Я говорю: как? – Ну это для поляков догмат, для португальцев, а не для нас. Я говорю: а почему? – «Ну понимаете, Ватикан столетиями свое грязное белье сушит на своем заднем дворе, и, значит, на глазах всей Италии. Поэтому для нас здесь проблем и сомнений быть не может».
Так вот, умные люди в Ватикане это понимают, и поэтому они не тратят средства и мозги на пар и гудок, на рекламу в стиле какие мы присно-замечательные и прекрасные. Поэтому они действуют в стиле «Декамерона» Боккаччо. Там один еврей, раздумывая, креститься ему или нет, едет в Рим, а потом все-таки принимает решение креститься. В ответ на расспросы говорит: да, я видел жизни папы и кардиналов. Да, эти люди делают все от них зависящее, чтобы уничтожить церковь. Но если она, тем не менее, жива, значит она действительно от Бога. А у нас хотят быть святыми и отлакированными во всех подробностях. Начиная от сияющих туфель, кончая сияющим крестиком на митре. И поэтому любая не то что критика, человечность, человеческие подробности жизни отторгаются с самого начала.
http://echo.msk.ru/programs/personalno/1906152-echo/?utm_source=vk.com&utm_medium=social&utm_campaign=patriarh-kirill-reklamiruet-i-propovedu
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →