Ольга Арсланова: Представители РПЦ предложили уже правительству сделать обязательным изучение основ культур и светской этики для всех школьников со 2 по 11 класс, а не как сейчас, когда значительно меньше часов на это выделяется в 4 классе. Гости в нашей студии. Андрей Кураев, диакон, профессор богословия и Вадим Муранов, победитель конкурса "Учитель года России" 2009 года, преподаватель физики.
Петр Кузнецов: Забавно будет, если после урока православия пойдет урок физики, а то и астрономии. Давайте начнем с того, в чем смысл и цель введения урока основ религиозных культур именно в четвертом классе.
Андрей Кураев: Поскольку я и есть автор учебника для четвертого класса по этой тематике, то могу сказать, что этот проект был политическим, прежде всего, и выбор возраста в 2009 году был именно этим определен. То есть важно было прийти к ребятишкам, пока они еще котята, пока еще не вступили в переходный возраст, и пока в них еще нет подростковой агрессивности. Соответственно, для того, чтобы детишки поняли, что люди могут быть разными, и они делятся не только на мальчиков и девочек, а есть какие-то религиозные, национальные идентичности, и это не проблема, то, что даже в одном классе ребята могут расходиться по разным группам – мусульманская культура, или иудейская, или православная, – а потом вместе уже встречаться, бегать на уроке физкультуры, играть, дружить и так далее. То есть очень важно было нормализовать эту тематику, прийти к детям с разговором на эти сюжеты раньше каких-то слишком идейных проповедников, чтобы сделать прививку от экстремизма. В этом был смысл той программы. Поэтому там не было оценок, не было домашних заданий, курс был не знаниевым, установка не на то, чтобы дети что-то узнали, а на то, чтобы просто к таким-то таким вещам привыкли, и чтобы они привыкли к тому, что знания о религии они получают в школе, а не в подворотне, не на тайной сходке каких-нибудь скинхедов или еще кого-то. Чтобы они родную привычную с первого класса Марью Ивановну спрашивали бы на эти сюжеты, если у детей есть вопросы. Вот в этом был политический и педагогический смысл этого предмета.
Ольга Арсланова: То есть правильно я вас понимаю, что это что-то наподобие "Основ религий мира", которые проходит, например, в университетском курсе гуманитарий, только для маленьких?
Андрей Кураев: Нет-нет-нет.
Ольга Арсланова: То есть это не образовательный курс?
Андрей Кураев: Смысл был именно в том, чтобы дети разделились в классе.
Ольга Арсланова: А многие-то как раз и говорят, что это плохо, что это…
Андрей Кураев: Понимаете, многие школы ушли от этой тяжелой тематики, и заставили вместе с классом один модуль изучать – светской этики или мировых религий. А смысл был именно в том, чтобы дети, зная, что мы разные, переживая это, ем не менее, не ругались. Это экзамен для каждого педагога, для каждой школы. Вы сможете такую сложность, чтобы разнообразие граждан нашей страны и учеников в классе воспринимать не как проблему, а как повод для радости, для гордости.
Ольга Арсланова: Вадим, к реальным школам. Что в итоге вы увидели?
Вадим Муранов: Как всегда, ничего удивительного в этом нет, что хорошая, на первый взгляд, и вполне себе правильная инициатива, когда доходит до реализации, она превращается в нечто совершенно порою даже прямо противоположное. Но проблема, наверное, еще и в том, что, мне кажется, учителя просто к этому оказались не готовы. Их очень долго и усиленно мурыжат – это мягкое слово – реформами, и тут еще и вот это, а нате еще и вот так. И поэтому, я так понимаю, что учителя просто не готовы к этому, вот и все. Поэтому школы пошли путем наименьшего сопротивления: что-то где-то объединили, куда-то ушли больше в ту область, в которую учителю было более комфортно. Что было неправильно, и от этой основной идеи, какую отец Андрей озвучил, в итоге школы и ушли. А если мы сейчас усилим натиск, думаю, что обратное получим, вообще прямо противоположное. То есть получим просто агрессию именно.
Петр Кузнецов: Пишут нам телезрители, что жалко учителей. Кстати, те самые уроки основ религиозных культур преподавали, это как на плечи учителей, а не приходящий священник?
Вадим Муранов: Обычные учителя. Они никем не переученные были. Они даже, в принципе, изначально не были готовы к этому. На некоторых – я это знаю по учителям – просто возлагались обязанности вести некий… Кто-то же должен.
Петр Кузнецов: Да. Но в таком случае мы избегаем такой опасности, как переход от преподавания до какой-то агитации. Многие боялись, и продолжают бояться, тем более сейчас идет расширение по классам, где та грань между преподавателем и проповедью уже, агитацией.
Андрей Кураев: Эта грань довольно понятна. Я все время педагогов предупреждаю: "Три табу в вашем курсе должно быть. Первое – ваша речь должна быть инклюзивной, а не эксклюзивной. То есть, когда вы говорите "мы", вы должны говорить это так, чтобы ни один ребенок в классе не усомнился бы в том, принадлежит ли он к этой общности. Поэтому нельзя говорить "мы христиане" или "мы атеисты" или "мы мусульмане", только "мы люди", "мы дети", "мы граждане России", "мы граждане нашей школы", "мы москвичи".
Второе табу – это отсутствие призывов к религиозной деятельности. То есть можно рассказать, с каким смыслом люди молятся, почему Герда читала молитву "Отче наш" или почему Моцарт написал "Реквием". Об этом можно рассказать. А вот сказать в школе: "А теперь и вы, дети, читайте "Отче наш", нельзя в школе сказать.
И третье табу – нельзя критиковать других. То есть слово "секта", например, должно быть исключено из лексикона учителя.
Петр Кузнецов: Отец Андрей, вы сказали, что основы религиозных культур выбраны для четвертого класса как для самого безопасного в этом плане возраста. В связи с этим есть ли какие-то опасения? Значит, следующие классы, если сейчас будет преподаваться с 1 по 11, значит, здесь уже есть какие-то опасения.
Андрей Кураев: Мне кажется, формула этого расширения все-таки совсем другая. Я не очень большой сторонник этого расширения, но все же надо сказать, что здесь идея в следующем. По-моему, речь идет о том, чтобы школа могла быть субъектом выбора. Есть спецшкола – математическая, спортивная школа, с углубленным знанием испанского языка, – а чтобы какая-то школа могла бы сказать в городе: "А мы гимназия традиционной православной русской культуры". У такой школы должно быть право всю линейку с 1 по 11 класс построить в соответствии с этим - по апробированным учебникам, признанным Министерством образования. Но это должно быть честно, чтобы школа не переобувалась на лету, чтобы не было так, что родители отдали ребёнка в 1 класс в математическую школу, а в 7 классе обнаружили, что она теперь стала школой православной культуры. Такого быть не должно. А если есть честное предупреждение, то те кто желает, кому интересно – а такие семьи есть, которые хотят именно это, – придут. Такая возможность должна быть, и она должна быть легализована, в смысле экспертизирована, что ли, чтобы это не самодеятельность местной Марьи Ивановны была или местного батюшки, а чтобы это были нормальные федерально утвержденные учебники.
Ольга Арсланова: Скажите, как быть тем семьям, которые не хотят, чтобы ребенок?..
Андрей Кураев: Соседняя школа, если мы говорим о городах.
Ольга Арсланова: У них будет возможность выбрать школу, где вообще не будет никакого религиозного воспитания?
Андрей Кураев: Безусловно. Я же говорю, все эти математические, физические и так далее школы, они остаются.
Ольга Арсланова: Хорошо. Если, например, родители не хотят, чтобы… Нам об этом просто пишут: "Я за атеизм. Я своему ребенку не хочу навязывать какую-либо веру, а тем более в школе". Что им делать сейчас в 4 классе? Выбирать светскую этику, и на этом все закончится, да?
Андрей Кураев: В 4 классе, да, это 30 уроков, это один урок в неделю в течение года. Честное слово, там права ребенка никак не страдают, потому что в данном случае субъектом выбора является только родитель. А вот я говорю сейчас, при расширении со 2 по 11 класс – это уже школа для себя должна решить, но честно написать на своих воротах: "Наш учебный план такой-то. Вы с этим согласны или нет?"
Петр Кузнецов: Лишь вопрос, наверное, соединяющий: а почему школа должна решать? Почему получается так, что Церковь приходит в светскую школу? Мы много говорили о светском государстве, еще очень много будем.
Андрей Кураев: Потому что у нас сегодня здравая идея конкуренции разных образовательных программ и разных школ. Это нормально.
Петр Кузнецов: Это не говорит о том, что Церковь у нас государственная, наоборот, нам показывают?
Андрей Кураев: Нет, нет. Я говорю, у нас сегодня концепция такая, что между школами должна быть конкуренция. Привлекайте детей, педагогов, спонсоров, в конце концов. Предлагайте интересные программы, чтобы люди именно к вам пошли. У кого-то будет фенечка, что "У нас углубленное знание языка", у кого-то: "У нас активная спортивная работа" , а у кого-то вполне могут быть культурно-религиозные акценты: у кого-то православные, у кого-то мусульманские.
Вадим Муранов: Это хорошо, когда школа реально свободна. А в условиях современных российских, к сожалению, школа несвободна.
Ольга Арсланова: От кого?
Вадим Муранов: От чиновников. И есть очень ретивые. Очень в этом плане, я не побоюсь этого слова, что очень ретивые чиновники, особо, в Московской области. Они хотят быть впереди планеты всей, доказать всему миру, что они лучшие, что они больше всего заботятся об образовании и так далее. На самом деле, это страшная вещь – ретивые чиновники. И как от них избавиться – я пока совершенно не представляю. "Если уж мы электронный журнал, так мы заставим всех, и такой, какой нам хочется". И свободы у школ нет абсолютно, я ее не вижу. Поэтому есть у меня очень серьезные опасения, что когда этот курс действительно будет на государственном уровне утвержден, то особо ретивые чиновники будут стараться, чтобы не какая-то одна избранная школа в городе вела бы основы православной культуры, и она была с таким уклоном школа, а чтобы все, и как можно больше, и без выбора, и без вариантов.
Ольга Арсланова: А еще родителей за бездуховность наказывать.
Вадим Муранов: Конечно. Они же очень рвутся, чтобы сделать всех высокодуховными, ибо сами, я так понимаю, такие же. Но я очень сильно сомневаюсь, что это здорово.
Андрей Кураев: Я в этом не сомневаюсь, а точно знаю, что так оно и будет.
Вадим Муранов: Да, и в этом беда.
Андрей Кураев: Поэтому я сказал половинку правды. Да школа имеет право школа быть такой или быть такой. А теперь ставим это в политический контекст; это чистое химическое вещество, которое где-то там в космосе вывели, вводим в нашу земную атмосферу. И что мы получаем? Я не могу себе представить группу математиков, которые лоббируют в какой-то губернии и давят на губернатора, чтобы было открыто больше математических школ. Но я легко себе представляю митрополита, который давит на того же губернатора с тем, чтобы все школы стали православными. И он будет услышан.
Вадим Муранов: Конечно.
Андрей Кураев: Поэтому вопрос в данном случае не в учебниках – мы их пока не видели, – не в самой идее, – идея нормальная, ничего страшного в этом нет, – а именно в политическом климате в стране, что кому-то разрешается больше остальных, что нет культуры и нет мужества сказать "нет", когда речь идет о просителях высокоцерковных. Это плохо для самой Церкви, не только для атеистов.
Ольга Арсланова: Согласитесь, что Церковь это несколько дискредитирует.
Вадим Муранов: Да, как и власть.
Андрей Кураев: В перспективе это плохо для нее. Я в 1990-е годы убедил патриарха Алексия II, и несколько раз он с моей подачи повторял мудрую фразу филиппинского католического кардинала (это страна с очень бурной политической историей в середине XX века), и этот кардинал, его фамилия, кажется, была Син, он несколько раз говорил: "Церковь не заключает политических браков, чтобы в следующем поколении не остаться вдовой". Патриарх Алексий это говорил и до некоторой степени делал. Сегодня эта мудрость у нас не актуальна.
Петр Кузнецов: И вы, кстати, в то время были противником широкого распространения церковной литературы, насколько я помню.
Андрей Кураев: Совершенно верно. У меня была идея, я немножко струсил, может быть, не предложил эту идею патриарху. У меня была идея запретить лет на 10 вообще издание церковной литературы в стране, в Советском Союзе с тем, чтобы только издательство патриархии издавало бы церковные книги огромными миллионными тиражами, но строго ограниченного числа авторов. Чтобы люди, которые полностью невежественны в религии ,по качественным книгам сумели поставить вкус, поставить слух на митрополите Антонии Сурожском, на Иоанне Златоусте, но не на дешевых брошюрках, которые разоблачают козни жидомасонов и бесов. Но рынок взял свое.
Ольга Арсланова: Москва с нами на связи.
– Здравствуйте. Хочу сказать, что я за религиозное воспитание в школе, так как это, как минимум, повысит нравственность детей.
Андрей Кураев: Я поддержу эту позицию, и вот почему. Казалось бы, вы очень правильно говорите "Пусть семья занимается воспитанием своего ребенка. Причем тут школа?". Но дело в том, что вы очень упрощаете ситуацию ребенка. Ребенок не в вакууме. Он один у вас в семье, но на него множество факторов влияния: телевизор, интернет, массовая культура, подростковая в том числе, подъездная стая и так далее. И в этих условиях получается, что ребенок-то не только ваш. Против огромной очень вкусной, очень яркой досуговой культуры, один на один вы не выстоите без помощи школы.
Вадим Муранов: Я бы даже сказал, что он не отчасти не ваш, а он по большей части не ваш, потому как он и бывает дома-то, в общем-то, только в то время, когда спит.
Ольга Арсланова: Я немного о другом. Не все родители готовы доверить каким-то разным людям…
Вадим Муранов: А это правильно.
Ольга Арсланова: … это внедрение в детскую душу. Согласитесь, не каждому родителю это понравится.
Андрей Кураев: Они уже это сделали, отдав ребенка в первый класс. Тем более вы уже отмечали, что эти уроки будут вести Марьи Ивановны, а не батюшки.
Ольга Арсланова: Нам пишут: "Нашей школе нужно качественное преподавание математики, физики, химии, литературы, а не клерикализация. В свое время выбрала светскую этику, а ребенка заставили изучать православную этику, так как остальные родители решили изучать этот курс", и так далее. То есть все равно от какой-то унификации нам не уйти, такие вещи все равно будут происходить.
Андрей Кураев: Действительно, это проблема, то, что родители не отстаивают свои интересы и права, потому что по всем актам, по которым вводился курс "Основы религиозной культуры и светской этики субъектом выбора был не класс, не школа, а каждая отдельная семья. И, по идее, школа должна была предоставить педагога для одного ученика в школе, если он выбрал не курс большинства.
Вадим Муранов: Да, но школа не в состоянии это сделать физически. То есть это было не продумано изначально, это не будет продумано и сейчас.
Андрей Кураев: А знаете, что не было продумано? Финансирование. На эти дополнительные часы не выделялись деньги. Сказано – "Основы религиозной культуры и светской этики", значит, вот тебе 1 час в неделю, вот тебе соответствующая денежка, 2 рубля за ученика.
Вадим Муранов: 100 рублей за месяц.
Андрей Кураев: Вот тебе 100 рублей за месяц. Если группа разбилась на четыре, то три оставшихся урока педагог будет вести бесплатно. Кто хочет? Таких подвижников нет.
Петр Кузнецов: К практической части вернемся. Меня почему-то пугает термин "воспитание", и то, что наши телезрители считают, что ребенку недостаточно воспитание, и это воспитание он каким-то образом будет получать через эти новые уроки. Но ведь в таком случае, когда мы говорим о внедрении некоего воспитания, говорим об уроках, теперь уже с 1 по 11 класс, разве в данном случае, когда мы берем этот процесс, разве не нарушаются те самые три табу, о которых вы заговорили? Когда мы говорим о воспитании на религиозных уроках, здесь уже как будто бы та самая проповедь и агитация уже идет. Что значит "получать воспитание"?
Ольга Арсланова: Это уже за грань образования.
Петр Кузнецов: Да, это уже не совсем.
Андрей Кураев: Действительно, школа, я считаю, должна нести воспитательную функцию, должна. Нельзя просто на семью это сбрасывать, когда родители оба заняты, у них действительно не хватает времени, они своего ребенка не видят, особенно в средней и старшей школе. Школа, конечно, должна быть помощником. И телевидение, между прочим, тоже. Вопрос в том, как найти тактичную меру между помощью и диктатурой. Важно. Опять же, воспитание должно проходить в том числе на уроках математики, на уроках физики, воспитание ума, культуры мысли, культуры аргументации. Это очень важные вещи.
Петр Кузнецов: Это когда мы говорим о точных предметах.
Ольга Арсланова: Культура сосуществования с другими людьми.
Андрей Кураев: Да, и это тоже.
Петр Кузнецов: Но когда нет какого-то единого учебника, по которому будут преподавать все эти религиозные основы, я пока это вижу, как до какого-то…
Вадим Муранов: Не очень понятно, о чем это будет.
Ольга Арсланова: Зависит от личности воспитателя.
Петр Кузнецов: Во-первых, кто это будет? Если в четвертом классе это все ложится на плечи преподавателя, учителя, который в этой школе.
Ольга Арсланова: А у нас, смотри, пишут как раз такие люди.
Петр Кузнецов: А теперь, значит, это будут приходящие. Если мы о разных религиях…
Андрей Кураев: Напротив. Если эти уроки в разных классах, значит, в школе появится выделенная ставка педагога этого профиля. И это отнюдь не священник.
Вадим Муранов: Таких педагогов нет, которые бы готовы были нести.
Андрей Кураев: Сейчас нет. Но надо их готовить.
Вадим Муранов: Сейчас нет. И мы опять бежим впереди паровоза, чтобы он нас раздавил, потому что мы вводим нечто, к чему не готовы. Школы не готовы к этому. Школы были изначально к этому не готовы. Та же Марья Ивановна, замученная и замордованная этими реформами, она не готова к этому, она не готова до кучи еще и вещать о неких святых и великих истинах.
Ольга Арсланова: В которые, возможно, она не очень верит.
Вадим Муранов: Во-первых, да. А во-вторых, глядя на ее измученное лицо, одиннадцатиклассники прекрасно поймут, что это вовсе не великие истины, а что это то, что ее заставили говорить. И как бы это ни было вообще, это в минус, а не в плюс будет.
Ольга Арсланова: А нам как раз и пишут: "У меня в школе был такой предмет "Православие", вела его учительница физики. Было очень смешно. Сама веду в четвертом классе этот предмет, и против. Духовность может воспитать только семья".
И как раз от атеистической семьи, как сами пишут наши зрители: "Моя семья придерживается атеистических убеждений. Мы с мужем ученые, кандидаты наук. У нас прекрасные дети: честные, ответственные, порядочные. И мы смогли воспитать их без привлечения религиозных догм. Обязательность уроков в школе лишает детей выбора и нарушает Конституцию, статью о свободе совести".
Андрей Кураев: Вадим Александрович, скажите, какие новости про уроки астрономии? Васильева обещала вернуть.
Вадим Муранов: Никаких. Вот и нет. Вот вернули бы лучше это.
Петр Кузнецов: Вадим, но при этом председатель Синодального отдела Легойда недавно объяснил, почему должны появляться подобные уроки. Он говорит: "Заходит, например, школьник в галерею Уффици, и он должен понимать, что изображено на этой картине, почему этот дядя стоит на коленях перед этим дядей, и этот дядя целует его в лоб".
Ольга Арсланова: То есть тире искусствоведение.
Петр Кузнецов: Или же все это мы получаем как раз на истории мировой культуры?
Вадим Муранов: Есть МХК, есть литература, есть просто история, в конце концов. Мы как-то про эти предметы совсем забываем. То есть мы все расширяем, расширяем количество предметов. Может быть, пойти в обратную сторону – уменьшить количество предметов, но расширить информацию, содержащуюся в них?
Андрей Кураев: По поводу идеи воспитывать компетентных посетителей музеев – это чисто рекламный трюк.
Я скажу так. Есть два способа разговора с детьми о мире религии. Первый жанр – это разговор в стиле "Пришла и говорю", скажем, как ведутся передачи "В мире животных", "Клуба путешественников". Я телезритель, телепузик, утром в субботу я проснулся, прихожу наощупь, не приходя в сознание, на кухню, включаю кофеварку, еще что-нибудь, телевизор, конечно. И тут мне Дмитрий Крылов говорит: "Здравствуйте. Сегодня мы с вами едем в Индонезию". Я вообще ни слухом никакой Индонезии не знаю, но этот зараза так интересно про нее рассказывает – у меня молоко убежало. Это один способ разговора. Я рассказываю вам тезисы моей докторской диссертации, но так интересно, что вы забываете, что там воробьи и кошки на улице делают. Если ты можешь – делай так. Неважно, о чем ты говоришь, но говори так, чтобы класс думал вместе с тобой. Это разговор о моем для вас, мой подарок для вас.
Второй вариант подарка. Я пришел и говорю о вашем. Наш взгляд на ваши проблемы. Но рассказывать детям о том, что Содом сделал со своею Гоморрой – это неперспективно. Рассказывать им древнебиблейские сюжеты для галереи Уффици, в кторой они вряд ли там побывают – не очень умно. И почему на это надо тратить 700 часов, не очень понятно.
А другое дело – вы актуализируете это. Поговорите о тех проблемах, которые реально есть в жизни этих ребят, проблемы их собственной идентичности, поиска жизни, проблема справедливости и несправедливости для них очень важна, проблема биоэтики.
Вадим Муранов: Но это решают уроки литературы.
Андрей Кураев: Да, хорошо. Но расскажите об этом с позиции, скажем, христианства, и чтобы ребята на вкус пробовали и то, и другое, сказали: "Слушайте, а у этих лохматых попов, у них что-то есть там. Я об этом еще подумаю сам". Вот важно, с чем ребенок должен уйти с урока: "Я буду думать сам об этом".
Петр Кузнецов: Вот! Это к вопросу о прочтении священной книги. Оно может быть разным. Совсем недавно, не помню, в каком интервью, вы говорили, что в последнее время религия стала убийственно опасной. И ребенок священную книгу может читать, тем более если мы говорим о том самом небезопасном возрасте, по-своему. Вот он прочитал ее, увидел какой-то призыв, и идет убивать.
Вадим Муранов: Если говорить уже о подростковом возрасте – это еще более опасный возраст.
Андрей Кураев: Поэтому я и говорю, для меня тема рассказа о религии в школе не табуирована, я считаю, нужно. Вопрос в том, кто это будет делать. Увы, я знаю, кто будет писать учебник. Скучные люди будут готовить скучный учебник для немотивированных педагогов.
Ольга Арсланова: И в итоге это все превратится в формальность, никому неинтересную?
Вадим Муранов: Да, как и обычно.
Андрей Кураев: Я знаю при этом и контраргумент, а именно: нельзя научиться плавать на берегу сухого бассейна. Это правда. Нельзя дожидаться, пока педагоги будут готовы вести. Они никогда не будут готовы вести, пока не начнется.
И главное. Для того, чтобы появился один Ростропович, должна работать тысяча музыкальных школ по стране. Здесь нужно набраться терпения, и ждать, пока появится. А они есть, бывают очень мотивированные, талантливые педагоги, в том числе и в этой области. Есть очень интересно построенные уроки. Я видел урок, когда учительница принесла на урок куклы, взятые у своей дочки. Одна из этих кукол была в готическо-рокерском прикиде: черные глаза и так далее. Поставила этих куколок, и спрашивает четвертоклашек: "Ребята, скажите, кто здесь хорошая девочка, кто плохая?". Класс дружно: "Вот эта плохая". Учительница спрашивает: "А почему?" – "А вот она так одета и раскрашена". И учительница говорит: "Ребята, разве можно судить о человеке по внешности? Итак, тема нашего урока – душа, внутренний мир человека".
Ольга Арсланова: Вот если бы так было.
Андрей Кураев: Но так можно. Поэтому нельзя ставить шлагбаум, говорить: "Нельзя". Вопрос в системе, в том числе в церковной, патриархийной системе. Она может таких людей видеть, отбирать и помогать, или может только душить их и стандартизировать? Вот в чем штука..
Петр Кузнецов: Василий, да. И это был ответ первому, если не ошибаюсь, дозвонившемуся Алексею, который утверждал, что воспитания в семье недостаточно. Видимо, зависит от семьи.
Андрей Кураев: Это как раз плохой ответ, потому что, во-первых, человек спутал для начала два тезиса – воспитание и религиозное воспитание. Если он говорит, что воспитывать никто кроме семьи не должен – это не в русской традиции.
Петр Кузнецов: Если он нуждается в религиозном воспитании?
Андрей Кураев: Где чужих детей не было. В традиционной русской общине чужих детей не бывает. Нас так воспитывали, и не только в семье, и не в семье я эту формулу услышал. И помочь другому ребенку, в том числе и советом – почему бы и нет?
А что касается размышлений о том, что православие – это только что-то такое плохое: православие – это миллионы людей. И говорить, что православие никого не привлекает – это неправда. Все сложнее, чем ему кажется. И мир православия сложен, и мир людей сложен.
На сегодняшний день, безусловно, речь идет… То, о чем говорится – расширение на всю школу, – это не курс "Основы религиозной культуры и светской этики". Когда этот курс в четвертом классе вводился, нам было четко сказано: "Все должны прийти к финишу ноздря в ноздрю: должен быть и мусульманский учебник, и атеистический, и иудейский, и буддистский, и православный. И только вместе вы должны работать". И мы, авторы, читали рукописи друг друга перекрестно. В данном случае никто кроме патриархии не подготовил линейку для остальных лет, и нет условия, что пока другие не напишут свои учебники, мы эту программу не запустим.
Вадим Муранов: То есть будет односторонне.
Андрей Кураев: Потому что, вновь говорю, речь идет о выборе школы, которая хочет именно эту компоненту. При этом формально предполагается, если соседняя школа захочет быть иудейской или буддистской – пожалуйста, тоже на все 11 лет.
Ольга Арсланова: Наши зрители интересуются: "Разве недостаточно воскресных школ, школ при синагогах? То есть неких изначально ориентированных на религию".
Вадим Муранов: Уже существующих, да.
Петр Кузнецов: Куда пойдут те, кому недостаточно воспитания в семье.
Вадим Муранов: Да, у нас, например, в Ногинске есть такая школа, которая при храме, она называется православная гимназия, и вполне себе нормально существует уже многие годы. И нет нужды делать такими же все остальные школы.
Я говорю, что последние тенденции делать школу тотально несвободной мне ужасно не нравятся. Это все выглядит очень жутко. Школа вполне себе может решать сама, надо ей это или не надо. И пора бы уже прекратить навязывание сверху того, что люди есть, кушать и слушать не хотят.
Андрей Кураев: Если можно, я все-таки еще одну вещь скажу. Некоторые умные люди давно уже говорят о том, что не нужно вообще ради блага Церкви этих отдельных уроков. Дело в том, что православие настолько пронизывает всю русскую историю и культур, что если корректно и адекватно рассказывать на обычных уроках истории, языка и литературы, не нужно делать отдельный урок. Более того, если его сделать отдельным, другие учителя совершенно законно скажут: "А, ну, про эту тему лучше расскажут на уроке основ православной культуры, поэтому я рассказывать об этом не буду". И, скорее, произойдет секуляризация других уроков. И будет тоже некоторое искажение общей картины исторического развития. Поэтому мне кажется, было бы хорошо, если бы вся наша школьная система была такой, чтобы спокойно и честно рассказывали, что в истории был религиозный фактор. Давайте о нем расскажем, попробуем понять, почему эти люди поступали так.
На мой взгляд, смысл этих уроков, прежде всего, в чем? Объяснить подросткам, почему Татьяна Ларина отказала Евгению Онегину. Почему она сделала такой странный выбор в финале романа? Казалось бы, все созданы для счастья. Современная девушка, которая воспитана на "Доме-2", она бы, скорее, держалась за кошелек официального мужа, а при этом любовь крутила на стороне. А Татьяна начинает ерепениться: "Я другому отдана, я буду век ему верна". Почему? Давайте попробуем ее понять. Вот об этом бы поговорить, если педагог тактично мог бы об этом сказать, о той системе звезд, которую видели те люди, нравственных звезд, смысловых, и которые как влияли на их поведение.
Вот, скажем, сериал "Викинги". Там же это корректно показано, каким видит мир викинг. У него есть какие-то пророки, провидцы, есть боги, которых он учитывает, у него есть надежда на Вальхаллу, и это влияет на его поведение, почему он ищет смерти в бою и так далее. Но это не пропаганда той древнескандинавской религии. Это попытка понять душу этого человека, которая отличается от нас.
Вадим Муранов: Да. Но для этого надо тогда подумать наконец-то – уже давно пора – над содержанием основных предметов. А литература настолько перегружена количеством авторов и произведений, что учителю просто некогда остановиться на вопросе, почему Татьяна Ларина поступила именно так, а не иначе. Ей нужно дальше, дальше, быстро, срочно, дальше, следующий, следующий. Дети неплохо читают, надо дальше, еще. И вот это… Да.
Ольга Арсланова: А еще пишут нам: "Хватит за нас решать", ученица 9 класса подписалась. "РПЦ, руки прочь от наших детей. Дети сами выберут свою религию в осознанном возрасте". Но есть и сторонники. "Нужно с начальной школы преподавать основу духовного нравственного воспитания. Это помогает ребенку понимать, зачем люди спорят о религии и выбирают ценности духовные".
Петр Кузнецов: Да, чтобы понять, почему РПЦ требует и просит: "Давайте нам Исаакий". Может быть, по этому поводу? И на каком основании должны передавать?
Андрей Кураев: Давайте я, может быть, личностный аргумент приведу. Дело в том, что я не наивный мальчик и не пропагандист. У меня сложные отношения с официальной церковной верхушкой. По приказу патриарха я уволен от преподавания в академии, из МГУ меня, где я 25 лет преподавал, по приказу патриарха выгнали. Но это не означает, что я должен быть тотальным диссидентом в этом вопросе. То есть это не мой корпоративный долг отстаивать ту или иную инициативу патриархии. Это совсем не так. Но я говорю, что "Да, это можно, это было бы интересно". И при этом мне, к сожалению, хватает горького реализма, который говорит, что "Да, скорее всего, получится, как всегда". Но в то же время это же чувство реализма говорит: "То, что в большинстве случаев получится как всегда – это не аргумент против того, чтобы пробовать". Ведь и большинство преподавателей физики преподают не так, как Вадим Александрович, и большинство уроков литературы ужасны, и, тем не менее, есть педагоги удивительные, есть удачные уроки. И тот факт, что очень много бесталанных, педагогов без призвания – это не повод для закрытия школы как института. Давайте уметь терпеть немощи друг друга, пробовать перерастать их. Мне кажется, все-таки есть эта наша школьная интеллигенция – педагоги. Это основной корпус нашей русской интеллигенции – педагоги. Если им дать такую задачу как творческую, а не просто приказную из-под палки, мне кажется, многие из них смогут личностно и профессионально подрасти в этой тематике, и какие-то удачи смогут быть.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →