http://gorbutovich.livejournal.com/176432.html
обсуждают, что изображено на этой миниатюре
Нет, это не тайная вечеря.
Это иллюстрация к Часослову, конкретно к странице с 6 псалмом (у латинян входит в группу покаянного Семи-псалмия и в Час Первый понедельника).
Book of hours. Paris, France, 1430-1435. Pierpont Morgan Library. Manuscript. M.359, fol. 094v. Artists: Bedford Master and his workshop. Miniature, medallion and margins: painting, on vellum. Language: Latin. Notes: Liturgy: Hours, Seven Penitential Psalms. School: French, IМ‚le-de-France, Paris. Style: Gothic. The Morgan Library & Museum, New York. Source
Описание библиотеки: Christ, seated between two disciples, breaking bread. Christ: Last Supper (?) -- Christ, with crossed nimbus, seated behind draped table with goblet, knife, and plate, breaks bread. He is flanked by two nimbed apostles. In foreground, a nimbed apostle grills two fish on a gridiron. Scene in medallion in left margin. Margins with ivy-rinceaux, foliate, and vinescroll ornament.
2 Господи! не в ярости Твоей обличай меня и не во гневе Твоем наказывай меня.
3 Помилуй меня, Господи, ибо я немощен; исцели меня, Господи, ибо кости мои потрясены;
4 и душа моя сильно потрясена; Ты же, Господи, доколе?
5 Обратись, Господи, избавь душу мою, спаси меня ради милости Твоей,
6 ибо в смерти нет памятования о Тебе: во гробе кто будет славить Тебя?
7 Утомлен я воздыханиями моими: каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими омочаю постель мою.
8 Иссохло от печали око мое, обветшало от всех врагов моих.
9 Удалитесь от меня все, делающие беззаконие, ибо услышал Господь голос плача моего,
10 услышал Господь моление мое; Господь примет молитву мою.
11 Да будут постыжены и жестоко поражены все враги мои; да возвратятся и постыдятся мгновенно.
латинский текст
Domine ne in furore tuo arguas me: neque in ira tua corripias me.
(тут начинается текст на приведенной страничке)
Miserere mei Domine, quoniam infirmus sum: sana me Domine, quoniam conturbata sunt ossa mea.
Et anima mea turbata est valde: sed tu Domine usquequo.
Convertere Domine, et eripe animam meam: salvum me fac propter misericordiam tuam.
Quoniam non est in morte, qui memor sit tui: in inferno autem quis confitebitur tibi?
Laboravi in gemitu meo, lavabo per singulas noctes lectum meum: lacrymis meis stratum meum rigabo.
(страница кончается)
Turbatus est a furore oculus meus: inveteravi inter omnes inimicos meos.
Discedite a me omnes, qui operamini iniquitatem: quoniam exaudivit Dominus vocem fletus mei.
Exaudivit Dominus deprecationem meam: Dominus orationem meam suscepit.
Erubescant, et conturbentur vehementer omnes inimici mei: convertantur, et erubescant valde velociter.
Скорее всего это сведенные в одном пространстве два эпизода одного рассказа:
преломление хлеба Христом перед двумя апостолами в Эммаусе, и приготовление рыбы для Христа другим апостолом уже в Иерусалиме, когда эммаусские путники рассказывали о своей Встрече, и тут паки явился Воскресший Христос. Это Лк.24.
И, конечно, нельзя исключать, что в миниатюре монах-переписчик поведал о своих постовых гастрономических мечтах. И, да, гриль-решетка радует особо.
***
Из моей книги "Протестантам о православии":
Новый Завет открывает возможность непсалмического Богообщения. Оказалось возможным вступить в особый Завет с Господом, в такие отношения с Творцом, которые не умещаются в гимны и псалмы. И этот свой новый способ Богообщения христиане не захотели делать публичным.
Вполне странен эзотеризм Евангелия, утаивающий суть бесед Христа с учениками именно в те дни, когда они лучше всего могли понимать Его. В Евангелии нет поучений Христа от Воскресения до Вознесения. То есть сказано, что Он говорил им о Царствии Божием (Деян. 1, 3), но что именно - не записано ни Лукой, ни кем-то другим. С другой стороны, обращает на себя внимание, что все встречи апостолов со Христом в этот период центрированы вокруг трапез. Случайны ли скудость слов и наставлений и обилие совместных вкушений? И можем ли мы предположить, что эти беседы и эти трапезы так и остались бесследными, незафиксированными в памяти Церкви?
Если такое предположение выглядит как слишком смелое - то возникает вопрос: где искать следы этих бесед, не пересказанных Писанием? Та сторона церковной жизни, которая не объемлется Писанием, называется преданием. Значит, именно в раннехристианском предании мы должны искать нечто, что, присутствуя в христианской жизни, занимая в ней важнейшее место (вряд ли “тайны Царствия Небесного” могли касаться чего-то маловажного), все же оставалось непубличным, тайным.
... Вот еще удивительный пример покровения молчанием Евхаристического таинства. Свт. Епифаний Кипрский, хотя и упоминает о Евхаристии, но скрывает ее сущность между строк: “Видим, что Спаситель наш, восстав от трапезы, взял это и, благословив, сказал: Это Мое то-то” (Якорь, 57).
Это не было просто игрой в секреты. Христианам приходилось платить своей жизнью за умолчание о своих таинствах.
