Пожар в МДА
Ровно 30 лет назад.
http://diak-kuraev.livejournal.com/226781.html
В ночь с 27 на 28 сентября 1986 года, в праздник Воздвижения Креста Господня, загорелся 50-й (спальный) корпус МДА.
Причина пожара – строительство лифтовой шахты в актовом зале Академии, примыкающем к 50-му корпусу. В здании вроде бы всего два этажа, но лифт был нужен для престарелого патриарха Пимена. Он к этому времени уже не мог самостоятельно подняться по лестнице…
50-й корпус был гордостью тогдашней Академии. Построен он был в ректорство архиеп. Владимира (Сабодана). Ректору и патриархии в начале 80-х удалось тихо, без афиширования, втрое увеличить прием студентов в Семинарию. С 30 до 100. Появились буквенные литеры в обозначении курсов (классов) - 1а, 1б, 1в. По сути было открыто три новые семинарии, и при этом партийно-атеистические чувства советских контролеров остались незатронутыми.
Для новых студентов нужны были новые помещения. Под классы и спальни была переделана часть крепостных стен Лавры (в ближайшие годы стенам будет возвращен первоначальный вид – после того, как будет построен новый семинарский корпус вне стен лавры, заложенный патриархом Кириллом летом 2011 года). И, кроме того, был построен второй этаж ранее одноэтажного 50-го корпуса.
В старых спальнях (они остались и поныне) – живут по 20-30 человек, причем большинство старых спален (в том числе и те, чтобы были сделаны в стенах) – проходные.
Но в каждой спальне нового 50-го корпуса жили не более 10 студентов. Стены были из каких-то столярных плит. Обшиты они были модной тогда «вагонкой». А досочки были покрыты лаком… Как оказалось - идеальный горючий и отравляющий материал.
Окна были только с одной стороны здания. Причем окна уже были забиты на зиму и так просто не открывались. Когда здание вспыхнуло – пришлось окна просто разбивать и полуголыми прыгать вниз – на асфальт, усыпанный осколками.
А все двери спален выходили в общий и длинный узкий коридор без окон. Когда-то из этого коридора было два выхода. Но один из них как раз и был уже застроен лифтовой шахтой. Ширина коридора была очень небольшой – чтобы разминулись два человека. Но в ряде мест было еще меньше пространства – у стенки стояла гладильная доска.
Искра от дневной сварки тихо тлела до середины ночи. Потом вспыхнула.
Владимир
Владислав
Ярослав
Игорь
Димитрий
Это имена семинаристов, чьи жизни окончились в том пожаре. Они жили в самой дальней от выхода комнате. Двое из них задохнулись в постелях. Двое смогли выбежать из комнаты – но им не хватило дыхания для того, чтобы без вздоха ядовитого газа пробежать весь стометровый коридор. Может, они и смогли бы это сделать, если бы в дыму не наткнулись на гладильную доску… Вечная им память!
Со спального корпуса огонь перешел на актовый зал и затем на академический Покровский храм (как не вспомнить, что против его строительства был св. Филарет Московский – он считал, что студенты должны молиться вместе с монахами в общем лаврском храме).
Иконостас (не родной – родной уничтожили большевики; это был иконостас одного из разрушенных московских храмов; поэтому в храме конца 19 века стоит иконостас 18 столетия) успели вынести. Купол рухнул.
Но огонь остановился у обычных филенчатых дверей главного сокровища Академии – музея, старейший экспонат которого (прямо за дверью из храма) – икона 9 века.
Корпус общежития выгорел дотла. Первый этаж 50-го корпуса – это кирпичное сооружение не знаю какого века. Но второй, спальный этаж был ВЕСЬ из дерева. И там сгорело все, включая крышу, внешние и внутренние стены, перегородки между комнатами. Ничего не сохранилось. Утром из дыма проступила ровная поверхность над первым этажом без стен, без окон. То есть на крыше какого-то барака просто стояли ряды почерневших железных кроватей…
Уже ночью было понятно, что кто-то погиб. Но кто – неизвестно.
А потом мы просеивали угли и пепел в поисках останков… И радовались каждому встреченному студенту – значит, он жив. Погиб – не он (первые часы было еще неясно, сколько погибших и кто именно).
В тот день я радовался каждому живому лицу, обычным ребятам, с которыми я не дружил, но я был так рад, что они живы. В литературе такое состояние описывается «после атаки» - кто выжил? кого потеряли? "Тогда считать мы стали раны, товарищей считать". После таких событий иначе к человеку начинаешь относиться. До этого, до атаки, можно с ним ругаться, ссориться, драться, ну а сейчас - как все же хорошо, что хотя бы он живой.
http://diak-kuraev.livejournal.com/226781.html
В ночь с 27 на 28 сентября 1986 года, в праздник Воздвижения Креста Господня, загорелся 50-й (спальный) корпус МДА.
Причина пожара – строительство лифтовой шахты в актовом зале Академии, примыкающем к 50-му корпусу. В здании вроде бы всего два этажа, но лифт был нужен для престарелого патриарха Пимена. Он к этому времени уже не мог самостоятельно подняться по лестнице…
50-й корпус был гордостью тогдашней Академии. Построен он был в ректорство архиеп. Владимира (Сабодана). Ректору и патриархии в начале 80-х удалось тихо, без афиширования, втрое увеличить прием студентов в Семинарию. С 30 до 100. Появились буквенные литеры в обозначении курсов (классов) - 1а, 1б, 1в. По сути было открыто три новые семинарии, и при этом партийно-атеистические чувства советских контролеров остались незатронутыми.
Для новых студентов нужны были новые помещения. Под классы и спальни была переделана часть крепостных стен Лавры (в ближайшие годы стенам будет возвращен первоначальный вид – после того, как будет построен новый семинарский корпус вне стен лавры, заложенный патриархом Кириллом летом 2011 года). И, кроме того, был построен второй этаж ранее одноэтажного 50-го корпуса.
В старых спальнях (они остались и поныне) – живут по 20-30 человек, причем большинство старых спален (в том числе и те, чтобы были сделаны в стенах) – проходные.
Но в каждой спальне нового 50-го корпуса жили не более 10 студентов. Стены были из каких-то столярных плит. Обшиты они были модной тогда «вагонкой». А досочки были покрыты лаком… Как оказалось - идеальный горючий и отравляющий материал.
Окна были только с одной стороны здания. Причем окна уже были забиты на зиму и так просто не открывались. Когда здание вспыхнуло – пришлось окна просто разбивать и полуголыми прыгать вниз – на асфальт, усыпанный осколками.
А все двери спален выходили в общий и длинный узкий коридор без окон. Когда-то из этого коридора было два выхода. Но один из них как раз и был уже застроен лифтовой шахтой. Ширина коридора была очень небольшой – чтобы разминулись два человека. Но в ряде мест было еще меньше пространства – у стенки стояла гладильная доска.
Искра от дневной сварки тихо тлела до середины ночи. Потом вспыхнула.
Владимир
Владислав
Ярослав
Игорь
Димитрий
Это имена семинаристов, чьи жизни окончились в том пожаре. Они жили в самой дальней от выхода комнате. Двое из них задохнулись в постелях. Двое смогли выбежать из комнаты – но им не хватило дыхания для того, чтобы без вздоха ядовитого газа пробежать весь стометровый коридор. Может, они и смогли бы это сделать, если бы в дыму не наткнулись на гладильную доску… Вечная им память!
Со спального корпуса огонь перешел на актовый зал и затем на академический Покровский храм (как не вспомнить, что против его строительства был св. Филарет Московский – он считал, что студенты должны молиться вместе с монахами в общем лаврском храме).
Иконостас (не родной – родной уничтожили большевики; это был иконостас одного из разрушенных московских храмов; поэтому в храме конца 19 века стоит иконостас 18 столетия) успели вынести. Купол рухнул.
Но огонь остановился у обычных филенчатых дверей главного сокровища Академии – музея, старейший экспонат которого (прямо за дверью из храма) – икона 9 века.
Корпус общежития выгорел дотла. Первый этаж 50-го корпуса – это кирпичное сооружение не знаю какого века. Но второй, спальный этаж был ВЕСЬ из дерева. И там сгорело все, включая крышу, внешние и внутренние стены, перегородки между комнатами. Ничего не сохранилось. Утром из дыма проступила ровная поверхность над первым этажом без стен, без окон. То есть на крыше какого-то барака просто стояли ряды почерневших железных кроватей…
Уже ночью было понятно, что кто-то погиб. Но кто – неизвестно.
А потом мы просеивали угли и пепел в поисках останков… И радовались каждому встреченному студенту – значит, он жив. Погиб – не он (первые часы было еще неясно, сколько погибших и кто именно).
В тот день я радовался каждому живому лицу, обычным ребятам, с которыми я не дружил, но я был так рад, что они живы. В литературе такое состояние описывается «после атаки» - кто выжил? кого потеряли? "Тогда считать мы стали раны, товарищей считать". После таких событий иначе к человеку начинаешь относиться. До этого, до атаки, можно с ним ругаться, ссориться, драться, ну а сейчас - как все же хорошо, что хотя бы он живой.
