"ответ снявшему с себя священнический сан моему бывшему ученику Олегу Курзаков
Бывшие… Священники, дьяконы, монахи, иноки, христиане. Еще не так давно – 10-15 лет назад – это были единичные случаи, когда священнослужители самочинно оставляли свое служение или снимали с себя сан, а иноки и монахи – свое звание и чин. А сегодня уже явление. Сейчас же мы сталкиваемся с тем же явлением, только с другой идеологической подоплекой. Нынешние «бывшие» - это борцы за чистоту Церкви, так называемые, церковные диссиденты. Один из первых и самых ярких борцов – протоиерей Павел Адельгейм. Не менее яркий, но с душком, - протодиакон Андрей Кураев. И последний пример, несчастная жертва их обоих – Олег Курзаков, которого я считал своим учеником, а он оказался учеником упомянутого о. Андрея. Ученик, однако, оказался не столь стойким, как его духовные наставники, - не удержался и снял с себя сан, вопреки церковным правилам и нарушая священническую присягу. Собственно этот крайне неразумный и, как мне поначалу показалось, поспешный поступок моего бывшего ученика вызвал у меня сильный эмоциональный протест: это же мой Курзаков! Я пять лет учил его любить Бога, как Отца, а Церковь как Мать. А тут настоящая катастрофа! Священник снимает с себя сан, а другие священники, многие из которых тоже мои бывшие ученики, а в унисон с ними – о ужас! – и профессора духовной академии, ему аплодируют, выражают свою солидарность, называют его поступок честным, смелым, достойным подражания. Сам факт канонического преступления никого не волнует, если оно мотивировано борьбой за правду.
По молодости, во времена своего неофитства я тоже переболел этой заразой – церковным диссидентством. Одним из отрезвляющих средств для меня стала тогда прочитанная где-то парадоксальная мысль: оказывается, обостренное чувство справедливости происходит от очень сильной и тонкой гордости. Гордый человек не способен любить, зато очень требователен к другим.
В свой адрес я часто слышу набивший оскомину упрек – любви в Вас нет! Да, такой любви, которой меня призывают любить отрекшегося от церковного сана священника, у меня нет. Потому что это никакая не любовь, а самое примитивное человекоугодие – любовь без правды.
Ради чего ищут истину церковные диссиденты? Ради борьбы. С экуменизмом, со «скрепами» (и новыми, и старыми), со стяжательством и распущенностью архиереев, с модернизмом, с консерватизмом, с равнодушием и с излишней активностью – все равно с чем, лишь бы бороться. В борьбе с клеветой не замечают, как сами становятся клеветниками, в отстаивании канонической дисциплины сами дерзко нарушают церковные правила, призывая к любви, дышат такой ненавистью, которую и тартар остудить не сможет.
На моей памяти трагические судьбы тех, кто посвятил свою жизнь борьбе за справедливость. Судьбы страшные. И самое больное, что это судьбы очень близких людей. Когда я напоминал Олегу Курзакову о смерти его сына (глупые люди решили, что я его упрекаю), я знал о чем говорю. Я был свидетелем трагической смерти самых близких людей, чьи родители или духовные наставники учиняли раскол, или уходили из лона Церкви, или просто воевали со своим епископом. Умирали их дети, жены, погибали духовные чада, а ослепленные борьбой оставались непоколебимы в своей правоте. Стать свидетелем этого ужаса, все равно что увидеть дно ада – это невозможно забыть. Самое страшное зрелище на земле – видеть человека, идущего в ад. А самое ужасное чувство – чувство собственного бессилия остановить его. Это чувство я испытываю всякий раз, когда пытаюсь докричаться до человека в человеке. Тут уже готов угрожать, пугать, плакать, умолять… Но от человек это неисправимо. Только Сам Бог может спасти такого воинствующего «правдолюбца» очень сильными скорбями. Нам остается молиться за погибающих, которые зачастую и в этой возможности нас сильно ограничивают, уходя в раскол. Молитва – это последнее и самое сильное орудие любви. Пусть нас упрекают в отсутствии любви. Пока в нас есть силы молиться за погибающих, любовь не иссякнет. Что же касается лично меня – я никогда не умел любить напоказ, мне всегда было стыдно признаваться в любви. И сколько бы жизнь меня ни лупила – так и не могу научиться быть равнодушным и молчать, когда кто-то из моих знакомых подвергает себя смертельной опасности.
На своем личном опыте убедился – все, о чем про меня сплетничали мои подчиненные, оказывалось стопроцентной ложью. Предвижу возражение со стороны оппонентов: про себя некорректно говорить в таком ракурсе. Согласен, я человек грешный и вполне возможно, что чем-либо соблазняю окружающих. Но перед собой я вижу достойный пример архипастыря, который в полной мере соответствует апостольской характеристике: «Таков нам подобаше Архиерей, преподобен, незлобив, безскверен, отлучен от грешник и вышше небес бывый» (Евр.7:26). Речь идет о Главе Среднеазиатского митрополичьего округа, митрополите Ташкентском и Узбекистанском Викентии. Видя его подвижнический образ жизни, могу свидетельствовать о нем, как о самом достойном и, быть может, даже святом человеке. Но также я стал свидетелем настоящей травли, которую устроили несколько недовольных священников своему митрополиту – поток самой омерзительной клеветы, жалоб во властные структуры, агитация среди клира и семинаристов, порочащая имя достойнейшего архипастыря. Не буду подробно описывать жалкую участь зачинщиков бунта. Достаточно упомянуть, что она весьма незавидна – один под судом за воровство, которое он учинил в другой епархии, куда его после долгих мытарств перевели, а второй, несчастный, спивается. Исходя из этого, я смею предположить, что и в отношении других архиереев картина не многим отличается. А тем клирикам, которые хотят в лице архиерея иметь любящего и заботливого отца, хочу дать очень простой совет: будьте благодарными и послушными чадами. Кротостью и смирением укрощаются даже самые звериные нравы, о чем нам повествует ветхозаветная история с первыми иудейскими царями – Саулом и Давидом, когда последний своим незлобием усмирял первого только потому, что тот был помазанником Божиим. А архиерейская власть выше царской. И как учил меня мой ныне почивший духовник, кавказский пустынник, иеромонах Гавриил, когда я впервые осудил священноначалие, - архиерею достаточно одной слезы перед Престолом Божиим, чтобы Господь его простил, а нам и всей жизни не хватит, чтобы искупить грех осуждения церковных иерархов.
P.S. Уже после написания этой статьи, хотел помянуть на проскомидии бывшего священника Олега Курзакова. Но произошло нечто странное – я три раза подходил к жертвеннику, чтобы вынуть за него частицу, и всякий раз что-то мешало мне это сделать. Первый раз просто забыл, хотя имел твердое намерение. Второй и третий разы мне передавали поминальные записки и я напрочь забывал, что подошел помянуть Олега. Так и не успел вынуть за него частицу до Великого входа. Просто молился во время литургии. Комментировать происшедшее не буду – пусть каждый понимает, как думает. Точно знаю одно: грех церковного диссидентства один из самых опасных и тяжких. Опасный тем, что согрешающие, уверенные в своей правоте, не могут покаяться, а тяжкий – по своим неисправимым последствиям. Убереги нас, Боже, от этого греха, и приведи к покаянию тех, кто омрачен им.