публ.: Лисовой Н. Н. Русская Церковь и Патриархаты Востока. Три церковно-политические утопии XX века. // «Религии мира. История и современность». 2002. М., «Наука», 2002.
Трулльский Собор (692 г.) установивши равенство в церковных делах патриарших престолов Рима и Константинополя, объявил Цареградскую кафедру средоточием управления всей Православной Церкви на Востоке, подобно тому как кафедра Римская служила аналогичным средоточием для Запада, а вместе с тем, в зависимости от первенствующего по чести положения и значения Константинопольского престола в отношениях церковном и гражданском, поставил его на первое место в синтагматионе патриарших престолов Востока.
Далее, в Номоканоне знаменитого византийского патриарха Фотия, составленном в 883 году и до настоящего времени сохранившем значение действующего права в Греко-Восточной Православной Церкви, определено, что Патриарх Константинополя по своему чину и чести есть глава и имеет предстоятельство в отношении прочих Патриархов Востока. А по толкованию знаменитого канониста Феодора Вальсамона, Патриарха Антиохийского (XII в.), решения Константинопольского Патриарха не подлежат апелляции. И вообще Константинопольский Патриарх преимуществует по чести пред прочими Восточными Патриархами.
А в Синтагме Матфея Властаря (1335 г.) изложено весьма возвышенное учение о Патриархе Константинопольском, престол которого является первым среди прочих патриарших престолов и имеет многоразличные преимущества чести, но без фактических признаков абсолютизма или наклона в пользу папской тенденции7. Так церковное законодательство православной Византии до конца существования империи развивало и восполняло учение о Константинопольском Патриархе как первом по чести предстоятеле всего православного Востока, а одновременно это учение воспринималось соседними славянскими народами, с которыми Византия находилась в церковно-религиозных и культурных сношениях, и получило у них значение действующего права. Возвышенное византийское учение о Константинопольском Патриархе как первом по чести среди равночестных Патриархов Востока было усвоено и Русскою Церковью при посредстве Номоканона Патриарха Фотия, Синтагмы Матфея Властаря и других церковно-правовых памятников православной Византии.
И гражданское законодательство средневековой Византии, наряду с церковным, в аналогичных чертах живописует положение и значение Константинопольского Патриарха и утверждает его престол на основе как гражданских, так и церковных постановлений прежнего времени. Достаточно для нашей задачи указать на Эпана-гогу императора Василия Македонянина, Василики императора Льва Мудрого и новеллы многих византийских императоров.
Таким образом, Константинопольское патриаршество составляет живой правовой институт, закрепленный в действующем основном каноническом кодексе Греко-Восточной Церкви и имеющий значение одного из главных и постоянных факторов вселенского церковно-административного и судебного строя...
Братскою помощью Вселенских Патриархов и содействием из Византии нужно отчасти объяснить устойчивость восточных патриарших престолов в период многовекового мусульманского для них ига и преодоление непрерывно следовавших натисков со стороны разнообразных врагов на самое существование этих престолов. И если патриаршие престолы Александрии, Антиохии и Иерусалима в настоящее время существуют, то немалая в этом отношении заслуга принадлежит - вслед за первоиерархами этих Церквей - и Византийско-Константинопольским Патриархам, которые в своей исторической междуцерковной деятельности всегда стремились не к порабощению или подчинению себе восточных престолов и не к уничтожению автокефального или автономного их достоинства, а лишь к братской им помощи и содействию, к защите и охранению, к ограждению и упрочению их самодеятельности. Значит, о папизме Византийских Патриархов в отношении к предстоятелям Восточных Автокефальных Патриархатов не должно быть и речи.
На вопрос же, почему Фанар, где пребывает первый по чести Патриарх греческого Востока и сосредоточена вся полнота духовного достоинства, христианского величия и нравственной мощи православной его паствы, служил и служит предметом различных нападок и обвинений, ответ мотивируется лишь немногими разъяснениями. Кроме “узкого национализма”, до крайней степени обострившего отношения между Вселенской Патриархией и различными народами (сербами, болгарами, румынами), входившими в состав Константинопольской Церкви и стремившимися в течение XIX в. к приобретению церковной автокефальности, злую услугу в опорочении Патриархии и в преувеличении ее недостатков оказали православному Востоку протестанты и особенно латиняне, систематические враги Православия, действовавшие в интересах пропаганды, с ясным представлением коварных своих задач и с полным - нужно сказать правду - успехом своего соблазнительного плана. Но пора восстановить справедливость и понять, что недостатки и злоупотребления греческого духовенства преувеличены врагами Православия в высшей степени. Бесспорно, они были, но не больше, чем везде и всюду, и нельзя частные факты возводить на степень общих положений, особенно при надлежащем внимании к условиям тяжелого политического быта православного населения на Востоке, в течение веков изнывавшего под фанатическим мусульманским игом. При свете же беспристрастных исторических данных не нападок и обвинений заслуживает Вселенская Патриархия, в частности со стороны русских, а изумления пред самоотверженным подвигом несения тяжелого креста, возложенного на нее по неисповедимым судьбам Промысла, и возможного содействия в этом подвиге во славу Православной Греко-Восточной Церкви.
Представленные правовые и исторические данные относительно Константинопольского патриаршества дают возможность сделать определенные выводы и о будущей его судьбе в связи с предстоящими результатами великой Европейской войны, исходя притом из устойчивой и определенной идеи о принадлежности Константинополя к Царственной Короне ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА.
Константинопольский патриарший престол должен быть сохранен во всей церковной своей силе и значении. Необходимость его существования санкционирована основным каноническим кодексом Греко-Восточной Церкви, имеющим значение действующего права на всем православном Востоке. Весь церковно-административный уклад на православном Востоке предполагает существование и Святейшего Патриаршего престола Константинополя.
Константинопольский патриарший престол должен быть сохранен в своем подлинном назначении. Иначе сказать, Константинопольский Патриарх, в предстоящем своем положении в пределах православного Русского царства, должен иметь именно права и обязанности, какие по силе церковных правил принадлежали ему в византийскую эпоху.
Другими словами, в положении и назначении патриаршей власти в Константинополе наступает новый период, - хотелось бы сказать, русский.
Предстоит лишь восстановить полноценность духовно-иерархических полномочий, которыми Константинопольский Патриарх владел до падения Константинополя, в период наивысшего развития церковного византинизма. Детальное решение вопроса апеллирует к свидетельству Основных Законов Российской Империи.
Затем, Константинопольский Патриарх, несомненно, должен сохранить титул “Вселенский, который является одним из древних его достояний и не содержит ни малейшего папистического элемента. По византийскому пониманию, “вселенная” есть вся вообще Византийская империя, обнимаемая властью православного царя. Применительно к этой терминологии титул Константинопольского Патриарха как “Вселенского” означал распространение его власти на весь Константинопольский патриархат, который фактически совпадал по своим пределам с границами православного византийского царства. Но византийский Патриарх, пользуясь титулом “вселенский”, ни de jure, ни de facto не распространял свою власть на прочие Восточные Патриархаты - Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский -и никогда не стремился к их подчинению. Братское к ним отношение Константинопольский Патриарх сохранил и в турецкую эпоху и, пользуясь древним титулом, не подчинил, однако, своей власти прочие патриаршие престолы, когда и последние оказались в сфере политического господства турецких султанов, а по-прежнему, как и в византийскую эпоху, пользовался “вселенскою” своей властью в пределах лишь Константинопольского Патриархата. С таким же назначением власть Вселенского Патриарха в Константинополе должна остаться и в новом периоде его деятельности, распространяясь лишь на подчиненный ему Патриархат в тех его пределах, какие будут установлены после третьего завоевания Константинополя.
Но сохранению status quo в положении Константинопольского Патриарха препятствует, могут возразить, то обстоятельство, что Константинополь после разгрома Турции потеряет свое значение столицы империи, между тем как возвышение местного Патриарха находилось в зависимости именно от положения Константинополя как столицы. По этому поводу нужно сказать, что наименование Константинополя как “Нового Рима” закреплено в представленных выше церковных правилах Вселенских Соборов.
В сознании церковного общества и в представлении всего право-славно-христианского мира Константинополь навсегда сохранит царственное свое достоинство и эта традиция останется в силе и значении даже и без возможного фактического положения Константинополя как столицы городов. А затем, то верно, что возникновение патриаршей власти в Константинополе находилось в зависимости от значения города как столицы империи. Но относить развитие и полное самоопределение власти византийского Патриарха как предстоятеля Церкви всецело и исключительно к гражданско-политическому фактору будет ненаучно. В этом развитии и самоопределении первенствующее значение имели не гражданские, а церковные обстоятельства. Патриарх был первоиерархом Церкви и председателем Священного Синода, ему принадлежало главное руководительство в церковной жизни, он был высшим авторитетом по всем церковным административно-судебным делам, вождем веры, путеводителем просвещения, источником и вдохновителем миссионерской деятельности, дерзновенным защитником церковной правды и т.д., -и на этой церковной основе, применительно к внутренним запросам церковной организации и в соответствии с самобытными требованиями церковного характера и назначения, постепенно и нарастало подлинное и полное самоопределение патриаршества как института церковно-религиозного. И если начало возвышения епископа Константинополя совпало с объявлением этого Нового Рима столицей Византийской империи, то развитие власти архиепископа и самоопределение значения и достоинства Патриарха Константинополя совершались уже по мотивам церковного характера и явились выражением внутренних сил и потребностей Византийской Церкви. Значит, сохранение Константинопольского патриаршества, как уже самодовлеющего церковного установления, не может безусловно быть связано с положением кафедрального его города как столицы империи. Патриархи Александрии, Антиохии и Иерусалима имели кафедры и ныне пребывают в городах, которые не находились на положении столицы ни Византийской, ни Турецкой империй, а занимали первенствующие места в пределах лишь отдельных областей, патриарх же Антиохийский с XIV в. имеет резиденцию в Дамаске, сохраняя лишь титул прежнего кафедрального своего города, тем не менее это обстоятельство не служило причиной упразднения патриарших восточных кафедр и не поколебало их церковного авторитета и архипастырского назначения. Такая аналогия может иметь применение и к Константинопольскому Патриарху. Наконец, местоположение Константинополя так величественно и великолепно, а историческое его прошлое так знаменательно и славно, что этот город, при изменившихся условиях политического его состояния, может со всецелым оправданием служить если не постоянною, то временною резиденциею МОНАРХА великой Российской Державы, фактически воспринимая от сияния Царственной Короны полноправное значение “Царицы верх городов”.
... Особенно выразительно определилось это умаление “Вселенского” Патриарха в текущую Европейскую войну. В то время как обширнейший православный мир, пораженный ужасами небывало жестокой и кровопролитной войны, ожидал ободряющего и умиротворяющего голоса “Вселенского” предстоятеля Великой Христовой Церкви и надеялся встретить в этом авторитетном благовестии новый “свет с Востока”, - в это самое время по всему миру неумолчно раздавался голос... римского папы, который то взывал к воюющим сторонам по поводу жестокостей на войне, то выступал с предложениями о временном перемирии в праздники Рождества Христова и Святой Пасхи, то приглашал к обмену пленными и т.д. А где же дерзновенный голос Вселенского православного Патриарха? Почему молчал этот предстоятель Великой Христовой Церкви и первенствующий по чести первоиерарх всего православного Востока? Да потому, что ему не разрешалось возвысить свой голос в защиту права и правды и не было позволено сказать слово вселенской истины в тот момент, когда весь православный мир ожидал его властного и спасительного выступления...
Вселенский Патриарх томился в турецкой неволе и, подчиняясь властному veto мусульманского правительства, не мог провозгласить необходимое для всего православного мира благовестие любви, братства и мира о Христе. А тем временем предстоятель Римской Церкви всему свету заявил о своей силе, авторитете и власти.
Вселенскому именно Патриарху должен принадлежать почин в постановке и обсуждении церковных вопросов вселенского назначения, его именно голос прежде всего должен раздаваться в период подъема или упадка общецерковных интересов всего православного мира, его дерзновенное и авторитетное слово должно благовествовать православному Востоку истины евангельской правды, апостольского мира и вселенского учительства и пр.